Копирайт принадлежит Виктору ГЮГО, но не удержался не набрать...
Ты помнишь ту пленительную пору,
Когда клокочет молодостью кровь
И жизнь идёт не под гору, а в гору, -
Костюм поношен, но свежа любовь?
Мы не могли начислить даже сорок,
К твоим годам прибавив возраст мой.
А как нам был приют укромный дорог,
Где и зима казалась нам весной!
Наш Манюэль тогда был на вершине,
Париж святое правил торжество,
Фуа гремел, и я храню доныне
Булавку из корсажа твоего.
Ты всех пленяла. Адвокат без дела,
Тебя водил я в Прадо на обед.
И даже роза в цветниках бледнела,
Завистливо косясь тебе во след.
Цветы шептались: "Боже, как прелестна!
Какой румянец! А волос волна!
Иль это ангел низошёл небесный,
Иль воплотилась в девушку весна?"
И мы, бывало, под руку гуляем,
И нам в лицо глядят с улыбкой все,
Как бы дивясь, что рядом с юнным маем
Апрель явился в праздничной красе.
Всё было нам так сладостно, так ново!
Любовь, любовь! Запретный плод и цвет!
Бывало, молвить не успею слово,
Уже мне сердцем ты даёшь ответ.
В Сорбонне был приют мой безмятежный,
Где о тебе всечасно я мечтал,
Где пленным сердце карту Страсти нежной
Я перенёс в студенческий квартал.
И каждый день заря нас пробуждала
В душистом нашем, свежем уголке.
Надев чулки, ты ножками болтала,
Звезда любви - на нищем чердаке!
В те дни я был поклонником Платона,
Мальбранш и Ламенне владели мной.
Ты, приходя с букетом, как мадонна,
Сияла мне небесной красотой.
О, наш чердак! Мы, как жрецы, умели
Друг другу в жертву приносить сердца!
Как по утрам, в сорочке встав с постели,
Ты в зеркальце гляделась без конца!
Забуду те ли клятвы, те объятья,
Восходом озарённый небосклон,
Цветы и ленты, газовое платье,
Речей любви пленительный жаргон!
Считали садом мы горшок с тюльпаном,
Окну служила юбка вместо штор,
Но я, простым довольствуясь стаканом,
Тебе японский преподносил фарфор.
И смехом все трагедии кончались:
Рукав сожжёный иль пропавший плед!
Однажды мы с Шекспиром распрощались,
Продав портрет, Чтоб раздобыть обед.
И каждый день мы новым счастьем пьяны,
И поцелуям новый счёт я вёл.
Смеясь, уничтожали мы каштаны,
Огромный Данте заменял нам стол.
Когда впервые, уловив мгновенье,
Твой поцелуй ответный я сорвал,
И, раскрасневшись, ты ушла в смятенье, -
Как, побледнев, я небо призывал!
Ты помнишь эти радости, печали,
Разорванных косынок лоскуты,
Ты помнишь всё, чем жили, чем дышали,
Весь этот мир, всё счастье - помнишь ты?
Эээх...
"Знаю, знаю, знаю одно.
Был душой я молод,
а теперь старик..."